— Его схватили?

— Спрашивайте у полицейских. Меня не сочли нужным проинформировать.

Доктор наложил несколько швов, дал таблетку аспирина, глоток воды и ушел. И тут же в палату заявились мои телохранители. Оба были в фуражках и в желтовато-коричневой форме, молодые, здоровые парни с мрачными лицами, брюнет и шатен. Они объяснили, что хотят задать мне пару вопросов… из чувства расположения ко мне.

— Почему вы убили ее? — спросил брюнет.

— Никого я не убивал. Она была уже мертва, когда я обнаружил ее.

— Вот как! А мистер Станислаус утверждает, что вы побывали в мотеле гораздо раньше.

— Правильно. Но я все время был у него на глазах.

— Это вы так говорите, — возразил шатен.

Боль в голове усиливалась, но, как ни странно, тем быстрее возвращалась ко мне способность соображать. Я даже заставил себя приподняться на локтях и присмотреться к полицейским.

— Я частный детектив из Лос-Анджелеса.

— Это нам известно, — подтвердил брюнет.

Мне не нужно было спрашивать об источнике их осведомленности: ощупав карманы пиджака, я обнаружил, что мой бумажник исчез.

— Верните бумажник, — потребовал я.

— Всему свое время.

— Я хочу переговорить с шерифом.

— Он спит.

— Но дежурит же сейчас кто-нибудь из вашего начальства?

— Лейтенант, но он на месте происшествия. Вы сможете переговорить с ним утром. Ночь вам придется провести здесь, врач опасается, что у вас сотрясение мозга… Чем вас ударила женщина?

— Меня ударил ее муж рукояткой револьвера.

— Вряд ли беднягу можно винить в этом после того, что вы сделали с его женой! — с чувством воскликнул шатен.

— Вы спали с ней? — поинтересовался брюнет.

Я взглянул сначала на одно здоровое, гладкое лицо, потом на другое…

Нет, на садистов они не походили и взятку пока не требовали, и все же я начал их побаиваться.

— Послушайте, — обратился я к полицейским, — вы напрасно тратите время.

Я был в мотеле по делу. Я веду расследование… — Тут меня охватил страх — страх за жизнь юного Хиллмана, и я не решился продолжать.

— Что вы расследуете? — спросил брюнет.

— Как у вас соблюдаются законы? По-моему, плохо.

— Вот я покажу тебе «соблюдение законов»! — заорал брюнет и поднес к моему лицу здоровенный кулак.

— Попридержите-ка лучше руки, — посоветовал я.

В дверях палаты появился доктор.

У вас тут все в порядке? — осведомился он. Полицейские в один голос заявили, что в порядке, но громко потребовал, чтобы мне предоставили возможность позвонить по телефону.

— Не знаю, не знаю… — нерешительно ответил врач, взглянув на полицейских.

— Я расследую серьезное преступление и не могу ничего рассказывать, не заручившись согласием клиента.

— Отсюда позвонить невозможно, — возразил один из моих стражей.

— А вы что скажете, доктор? Здесь вы хозяин.

Только теперь я разглядел, что он очень молод.

— Право же, я… А впрочем, в вестибюле есть телефон-автомат. Вы сможете дойти туда сами?

— Я чувствую себя почти здоровым.

Однако едва я спустил ноги со стола, как пол закачался и стал уходить куда-то вниз. С помощью полицейских я кое-как добрался до кабины автомата, уселся в ней на подставленный стул и закрыл дверцу. Сквозь зеленоватое стекло кабины лица полицейских казались круглыми рыбами — темной и светлой, — тыкающимися в погруженный на морское дно батискаф.

Вообще-то моим клиентом был доктор Спонти, однако, опустив в автомат единственную завалявшуюся в кармане монету, я позвонил Хиллману. К счастью, он оказался дома и сразу же поднял трубку.

— Да?

— Говорит Арчер.

У Хиллмана вырвалось похожее на стон восклицание.

— Вы слышали что-нибудь о Томе? — спросил я.

— Ничего. Я в точности выполнил все указания, но когда вернулся с берега, денег на месте уже не оказалось. Этот негодяй подло обманул меня!

— Вы видели его?

— Нет, и не пытался.

— А я пытался. — И я рассказал все, что случилось со мной за последние часы.

— По-вашему, это те самые люди? — каким-то тоненьким голосом спросил он.

— По-моему, вас шантажирует именно Браун, но вряд ли это его настоящая фамилия. Скажите, имя Гарольда Гарли вам что-нибудь говорит?

— Как? Повторите.

— Гарольд Гарли. Или Гар Гарли. Фотограф.

— Первый раз слышу.

Меня не удивил ответ Хиллмана. Рекламные карточки, подобные желтой карточке Гарли, обычно рассылаются по сотням адресов, и вполне возможно, что между Гарли и Брауном не было ничего общего.

— У вас все? — нетерпеливо спросил Хиллман. — Я стараюсь не занимать телефон.

— Я еще не сказал главного: мною занялась полиция. Я не смогу объяснить полицейским, почему я оказался в мотеле, если не расскажу им о похищении вашего сына и о том, что за этим последовало. Совершено тяжкое преступление, и рано или поздно нам все равно придется прибегнуть к помощи полиции.

— Я запрещаю… — на высокой ноте начал было Хиллман, но тут же сменил тон: — Пожалуйста, я очень прошу вас, не вмешивайте пока полицию. Ну хотя бы до утра — может быть, за это время Том вернется домой.

— Хорошо, до утра. Но это последний срок.

Я повесил трубку и вышел из кабины. Мои телохранители посадили меня в лифт и привели не в палату, где я до этого лежал, а в какую-то комнату с плотно завешенными окнами, разрешили лечь на койку и принялись по очереди допрашивать. Диалог был настолько скучным и нудным, что передавать его нет смысла, тем более, что часто я просто не слушал полицейских.

Около полуночи в комнате появился помощник шерифа, лейтенант Бастиан, высокий, с коротко подстриженными седеющими волосами и вертикальными, похожими на шрамы морщинами. Он подошел ко мне и хмуро проговорил:

— Доктор Мэрфи утверждает, что вы недовольны тем, как выполняются законы в нашем графстве.

— У меня есть все основания утверждать, что это именно так.

— Видите ли, мы испытываем большие трудности с подбором работников.

Никто не хочет идти в полицию на то жалованье, которое нам платит городское начальство. Чернорабочие получают больше, а ведь работа у нас каторжная.

— Поэтому-то ваши люди и не упускают случая сунуть руку в карман ближнего!

— Вы о чем?

— О том, что у меня исчез бумажник с деньгами и документами.

Лицо Бастиана помрачнело еще больше. Он молча вышел, и я услышал, как в соседней комнате он злым шепотом выговаривает кому-то. Через минуту он вернулся и вручил мне бумажник.

— Документы потребовались для установления вашей личности. Власти Лос-Анджелеса дали о вас хороший отзыв. Извините, если с вами обошлись тут не вполне тактично.

— Пустяки. Мне не привыкать к хамскому обращению…

— Послушайте, я же извинился! — сердито заявил Бастиан и сухим тоном начал задавать вопросы о миссис Браун и о причинах моего интереса к ней.

Когда я объяснил, что не могу говорить без разрешения клиента, он перешел на фигуру Брауна, потребовал охарактеризовать его внешность, описать его машину и т. д.

Я плохо помнил, что произошло непосредственно перед выстрелом и сразу после него, но все же попытался выжать из себя хоть что-нибудь. Браун был человеком выше среднего роста, физически сильным, с грубым, хрипловатым голосом и массивным подбородком; на нем был темно-серый или синий пиджак и широкополая шляпа, глубоко надвинутая на лоб; приезжал он на сером или желтовато-коричневом седане с двумя дверцами, вероятно, «форде», какие были в моде лет восемь назад.

В свою очередь Бастиан сообщил, что, по словам жильцов мотеля, на машине был номерной знак, выданный в штате Айдахо, и Станислаус сейчас всячески изворачивается, пытаясь объяснить, почему он не записал этот номер.

Кажется, лейтенант рассчитывал, что в обмен на его информацию я расскажу ему то, о чем пока должен был молчать, но в конце концов махнул рукой и согласился подождать до утра.

Глава X

Я с радостью приветствовал наступление утра, хотя все еще страдал от боли в голове. Вот уже сутки я ничего не ел, если не считать бутерброда миссис Перес, и потому теплый кофе за завтраком и крутые яйца показались мне прямо-таки пищей богов.