— Где? В моем столе?

— Нет, сэр. По-моему, на усадьбе.

— Крадучись, словно злодей в дешевой мелодраме, Пэтч подошел к Дирингу.

— Ты купил этот мяч, не правда ли, Диринг? — тоном исстрадавшегося человека говорил он. — А ведь тебе известно, что правила нашего внутреннего распорядка запрещают приносить сюда свои мячики. Известно, не так ли?

— Да, сэр.

— В таком случае дай мне его, Диринг.

Юноша подчинился. Пэтч положил мячик на пол, раздавил каблуком и вернул Дирингу.

— Извини, я должен подчиняться нашим правилам, как должен подчиняться им и ты. — Он повернулся к подросткам. — Ну-с, ребята, что там у нас на повестке дня?

— По-моему, я. — Поднявшись с кушетки, я представился и спросил, не можем ли мы побеседовать с глазу на глаз.

— Пожалуй, можем, — ответил Пэтч с несколько встревоженной улыбкой, как будто опасался, что я и в самом деле могу оказаться его преемником. — Прошу в мой кабинет, если его можно так назвать. Диринг и Бенсон, оставляю ребят на ваше попечение.

Кабинет Пэтча представлял собой каморку без окон, с заваленным бумагами столом и двумя стульями. Он закрыл дверь, чтобы не мешал доносившийся из вестибюля шум, включил настольную лампу и со вздохом сел.

— Вы хотели поговорить об одном из моих ребят?

— О Томе Хиллмане.

Это имя подействовало на него угнетающе.

— Вы представляете его отца?

— Отнюдь. Мне поручил переговорить с вами доктор Спонти. Я частный детектив.

— Понимаю. — Пэтч сделал гримасу. — Наверное, Спонти, как обычно, валит все на меня?

— Он говорил, что-то об излишней горячности.

— Чушь! — Пэтч стукнул кулаком по столу, его лицо побагровело, потом сделалось бледным, как выцветшая фотография. — Спонти редко соприкасается с этими скотами, а я хорошо знаю, когда и как применять дисциплину, — недаром работаю с подростками уже двадцать пять лет.

— И это, безусловно, сказывается на вас. Пэтч с усилием взял себя в руки:

— Что вы! Я люблю свою работу. Честное слово! Никакой другой профессии у меня и нет. Я люблю детей, и дети любят меня.

— Я видел.

Пэтч не заметил моей иронии.

— Я бы подружился и с Томом Хиллманом, если бы… если бы он остался у нас.

— Почему же он не остался?

— Сбежал. Украл у садовника ножницы, прорезал сетку в окне своей комнаты и сбежал.

— Когда именно?

— В ночь на воскресенье, между моими обходами общежития. Я делаю обходы в одиннадцать вечера и рано утром.

— А что случилось до этого?

— В субботу вечером? Он уговаривал ребят напасть на воспитателей и обслуживающий персонал школы. Я ушел из столовой после ужина и слышал все из своего кабинета. Он пытался убедить ребят, что они лишены тут всяких прав и что им следует драться за них. Кое-кто из наиболее возбудимых подростков, готовы были поддаться на его уговоры, но я вовремя вмешался, велел ему замолчать, и тогда он бросился на меня.

— И ударил?

— Первым ударил я. Да. И не стыжусь. Я обязан поддерживать авторитет воспитателя. — Пэтч погладил свой кулак. — Я сбил его с ног. Здесь необходимо показывать ребятам, что перед ними настоящий мужчина. Они будут уважать только того, кто заставит их считаться с собой…

— Ну а потом?

— Я помог ему добраться до его комнаты, доложил обо всем Спонти и порекомендовал посадить Хиллмана в карцер. Спонти, однако, не внял моему совету. А ведь мальчишка не смог бы сбежать, если бы упрятать его в карцер.

Между нами, во всем виноват Спонти, только, — он понизил голос, — только не ссылайтесь на меня в разговоре с ним.

В дверь кто-то постучал.

— Мистер Пэтч! — послышался женский голос.

— Да, миссис Мэллоу?

— Ребята безобразничают и не хотят ничего слушать… Чем вы заняты?

— Беседую с человеком, которого прислал доктор Спонти.

— Прекрасно. Нам тут как раз нужен человек, если только он настоящий мужчина.

— Да? — Пэтч рывком распахнул дверь. — Оставьте при себе ваши намеки, миссис Мэллоу! Я знаю кое-что такое, что не очень-то понравится доктору Спонти.

— Я тоже знаю кое-что!

Щеки миссис Мэллоу покрывал густой слой румян, крашеные рыжие волосы подстрижены челкой. На женщине было темное форменное платье, фасон которого вышел из моды лет десять назад, и ожерелье из искусственного жемчуга.

Довольно приятное лицо несколько портили глаза, словно выцветшие от всего виденного и пережитого.

— Хэлло! — приветствовала меня миссис Мэллоу.

— Моя фамилия Арчер. Доктор Спонти поручил мне заняться делом Тома Хиллмана.

— Он выглядел очень мило, пока над ним не поработал наш местный маркиз де Сад.

— Да, но я действовал лишь в порядке самообороны! — вскинулся Пэтч. — Не так уж мне приятно причинять боль кому бы то ни было. Но я обязан защищать свой авторитет.

— Отправляйтесь-ка к ребятам и проявите там свой авторитет. Но если вы еще кого-нибудь изуродуете, я сама расправлюсь с вами!

Пэтч мрачно взглянул на женщину, повернулся на каблуках и вышел. Шум в вестибюле немедленно прекратился, словно он захлопнул за собой звуконепроницаемую дверь.

— Бедняга Пэтч! — проговорила миссис Мэллоу. — Слишком давно он тут крутится. Все мы бедняги. От долгого общения с подростками все мы в конце концов становимся психами.

— Что же вас удерживает в «Забытой лагуне»?

— А мы, как заключенные, которые провели в тюрьме долгие годы, настолько привыкаем ко своему окружению, что уже не в состоянии жить вне его.

— Просто поразительно, как охотно все вы тут говорите о своих проблемах, но умалчиваете о том, что хотелось бы знать. Вы можете дать мне четкое представление о Томе Хиллмане?

— Могу поделиться только личными впечатлениями. Он очень неплохой юноша, ему у нас вовсе не место. Том быстро это понял и предпочел сбежать.

— Почему вы считаете, что ему не место у вас?

— Вас интересуют подробности? В Восточное крыло мы помещаем подростков со всякого рода отклонениями, вытекающими из переходного возраста.

Подростков с симптомами нарушенной или дефективной психики мы поселяем в Западном крыле.

— И вы полагаете, что Тома нужно было направить в Западное крыло?

— Его вообще не следовало присылать к нам. Разумеется, это мое личное мнение.

— Но вот доктор Спонти, кажется, считает, что у Тома нарушена психика.

— Доктор Спонти находит нарушение психики у каждого подростка, которого можно заполучить в нашу школу. Вы знаете сколько платят за ребят родители?

Тысячу долларов в месяц плюс всякие дополнительные расходы — за уроки музыки, за лечение и тому подобное. — Миссис Мэллоу с горечью рассмеялась. — В действительности по меньшей мере в половине случаев сюда бы надо помещать самих родителей. Сюда или… в иные места… Да, да, тысячу долларов! Вот почему так называемый доктор Спонти может получать свои двадцать пять тысяч в год.

— Почему вы сказали «так называемый» доктор Спонти?

— Потому что он вовсе не врач и никакой не доктор. Свою ученую степень по специальности «школьная администрация» он получил в одном из колледжей на юге страны, где звания пекутся, как блины. Хотите знать, какую тему он избрал для своей диссертации? «Материально-техническое обеспечение кухни небольшой школы-пансионата». Какой же он…

— Вернемся к нашему разговору о Томе, — остановил я женщину. — Почему отец привез его сюда, если он не нуждался в психиатрическом лечении?

— Не знаю. Может, потому, что просто хотел избавиться от него.

— Почему?

— У юноши были какие-то неприятности.

— Том говорил о них?

— Не говорил, но у меня есть глаза.

— Вы слышали, что он украл автомашину?

— Нет, не слышала, но если так, то кое-что в его поведении становится понятным. Он и в самом деле чувствовал себя в чем-то виноватым. И все же я никак не могу причислить его к закоренелым несовершеннолетним преступникам.

Как, впрочем, и всех остальных ребят.

— Похоже, Том Хиллман вам приглянулся.

— Безусловно. Но я не успела его как следует узнать. Разговаривать со мной он не захотел, а я никогда не навязываюсь ребятам. За исключением классных часов, Том большую часть времени проводил в своей комнате.